Налини Сингх

Волк ангела

(Гильдия Охотников — 3,5)

Глава 1

Ноэль получил повышение и был назначен в зелёный штат Луизиана, но эта должность — палка о двух концах. Хотя этот район часть территории Рафаэля, он поручил ежедневное управление им Нимре — шестисотлетнему ангелу. Гораздо моложе Рафаэля, но возраст в бессмертном мире не показатель.

У Нимры гораздо больше силы, чем у множества ангелов её возраста, и она правит этим регионом уже восемьдесят лет. Она уже была силой, с которой считались, когда другие её возраста так и служат во дворах ангелов выше иерархии. Неудивительно, когда говорили, что у неё железная воля и способность к жестокости без милосердия.

Ноэль не дурак. Понимал, что это «повышение» на самом деле невысказанная истина о том, что он уже не тот, кем был раньше, и что бесполезен.

Он стиснул кулаки. Его плоть рвали, кости ломали, а в раны сыпали стеклянную крошку слуги обезумевшего ангела, но все следы стёрлись, ведь он вампир. Напоминанием случившемуся служили лишь ночные кошмары и… психические повреждения. Когда Ноэль смотрел в зеркало, больше не видел того мужчину, каким был прежде. В отражении на него смотрела жертва, кто-то, кого избили до полусмерти и оставили умирать. Ему вырвали глаза, сломали ноги и раздробили пальцы. Процесс исцеления был тяжёлым и лишил силы воли. Но если эта оскорбительная должность его судьба, лучше бы он умер.

До нападения он был претендентом на высокую должность в Башне, откуда Рафаэль правил Северной Америкой. Теперь же стал стражником второго эшелона одного из самого мрачного двора, в центре которого находилась Нимра. Ростом всего сто пятьдесят сантиметров и с хрупким телосложением. Но худоба не лишала ангела прелести женственности. Изгибы Нимры, вероятно, довели до смерти ни одного мужчину. А ещё у неё кожа цвета расплавленной ириски, которая буквально светилась — роскошь этого края, который она называла своим. Иссиня-чёрные волосы блестели на фоне нефритового платья. Эти тяжёлые локоны ниспадали Нимре на спину с игривостью, которая не соответствовала ни её репутации, ни ледяному сердцу, которое должно биться в груди, шепчущей о грехе и соблазнении, округлой и слишком полно для худого тела.

В момент, когда Ноэль и Нимра встретились взглядами — будто она почувствовала его — он увидел ум и пронзительность в её глазах цвета топаза с мерцающими янтарными крапинками. И прямо сейчас она сосредоточила взгляд на нём, идя по большой комнате, которую использовала как зал для аудиенций, и где раздавался лишь шелест её крыльев и платья. Она одевалась как древний ангел, и спокойная элегантность одежды напоминала о Древней Греции. Ноэль тогда ещё не родился, но видел картины в ангельской цитадели в Убежище, видел и других ангелов, которые продолжали одеваться так, ведь им казалось это царственным, в отличие от современной одежды. Но никто не носил свой наряд так, как она. В таком платье, удерживаемым простыми золотыми застёжками на плечах и тонкой плетёной верёвкой того же цвета вокруг талии, Нимра могла быть какой-нибудь древней богиней.

Прекрасной.

Сильной.

Несущей смерть.

— Ноэль, — произнесла она, и в звуке его имени прозвучал шёпот акцента, который был характерен для этой местности, но в то же время содержал отголоски других мест, других времён. — Проводи меня. — С этими словами она вышла из комнаты, её крылья были насыщенного тёмно-коричневого цвета с блестящими прожилками, которые повторяли цвет глаз. Изогнувшись над плечами и поглаживая блестящее дерево пола, эти крылья единственный предмет, который находился в поле зрения, пока Ноэль шёл за ней. Изящный оттенок её крыльев говорил не о холодной злобности двора, а о твёрдом спокойствии земли и деревьев.

Дом Нимры оказался совсем не таким, как Ноэль ожидал. Открытое пространство, изящное с высокими потолками, расположенное в обширном поместье примерно в часе езды от Нового Орлеана. В доме множество окон и балконы на каждом этаже. На большинстве не было перил — как и подобает дому существа с крыльями. Крыша тоже построена с расчётом на ангела. Наклонная, но не под острым углом и неопасна для приземления.

Тем не менее, несмотря на красоту дома, именно окружавшие его сады делали поместье великолепным. Каскады цветов, экзотических и обычных, пышно зелёные деревья, искривлённые от старости рядом с недавно распустившимися кустами, эти сады шептали о мире… месте, где сломленный человек мог бы сидеть и вновь искать себя.

Но, подумал Ноэль, поднимаясь вслед за Нимрой по лестнице, он совершенно уверен, что потерянное им, когда попал в засаду, а затем избит, пока его лицо не превратилось в месиво, а тело куском мясом, исчезло навсегда.

Нимра остановилась перед парой больших деревянных дверей, украшенных филигранью цветущего жасмина, и бросила на Ноэля выжидающий взгляд через плечо, когда он остановился.

— Двери, — сказала она с ноткой веселья в голосе, который, как он был уверен, целовала музыка ручья.

Стараясь не касаться крыльев, он обошёл её и открыл дверцу.

— Прошу прощения. — Слова прозвучали резко, горло отвыкло от речи. — Я не привык быть… — он замолчал на полуслове, не зная, как себя называть.

— Пошли. — Нимра шла дальше по коридору с окнами, которые омывали лакированные полы в расплавленном, томном солнечном свете этого места, которое хранило в себе как смелую, бесстыдную красоту Нового Орлеана, так и старую, тихую элегантность. Каждый подоконник уставлен глиняными горшками с весёлыми, неожиданными анютиными глазками и полевыми цветами, маргаритками и хризантемами. Ноэль поймал себя на том, что борется с желанием погладить лепестки, почувствовать их бархатную мягкость. Это неожиданное побуждение заставило Ноэля отступить и сильнее укрепить щиты. Он не мог позволить себе уязвимость в этом дворе, куда его отправили гнить. Можно полагать, что все ждали, когда он откажется от жизни и завершит то, что начали его противники.

Он поджал губы в тонкую линию, когда Нимра заговорила снова. И хотя её тон грубый шёлк — так говорят в спальне о тайнах и удовольствии, которое может обернуться болью — слова были прагматичны.

— Мы поговорим в моих покоях.

И её покои располагались за другими деревянными дверьми, с изображениями экзотических птиц, порхающих между цветущими деревьями. Женственные и красивые образы не говорили о жестокости, которая была частью репутации Нимры, но если Ноэль и узнал что-то после более чем двух столетий существования, так то, что любое существо, прожившее более половины тысячелетия, давно научилось скрывать то, что не хотело показывать.

Насторожившись, он вошёл следом за Нимрой, тихо прикрыв за собой расписные двери. Он не знал, чего ждал, но точно не изящную белую мебель, усеянную драгоценными подушками, не солнечный свет, льющийся сквозь открытые французские двери, не зачитанные книги, разложенные на столике. Растения, однако, больше не были неожиданностью, и они придавали чувство свободы, даже хотя он был подавлен и заключён в тюрьму своим сломленным «я», своим обещанием служить Рафаэлю, а, следовательно, и Нимре.

Подойдя к французским дверям, Нимра закрыла их, отгородившись от мира, прежде чем снова повернуться к Ноэлю лицом.

— Поговорим наедине.

Ноэль натянуто кивнул, и ещё одна мысль пронзила его с мучительной внезапностью. Некоторые представители ангельской расы, старые и пресыщенные, находили удовольствие в том, чтобы брать любовников, которых могли контролировать, и обращаться с этими любовниками, как с… со свежим мясом, которое можно использовать, а затем выбросить. Он никогда не станет таким, и если Нимра этого ждёт…

Он вампир, почти бессмертный, проживший двести лет и развивший силу. Она может убить его, но он прольёт кровь прежде, чем всё закончится.

— Что ты хочешь от меня?