У него глаза заблестели.

— И кто теперь ходит по опасной дороге?

Изогнув губы, она сказала:

— Не юна, но очень молода. — Из-за долгой жизни ангелы взрослели медленнее смертных. Однако к двум столетиям у неё уже были весьма женственные изгибы, формы и лицо, крылья начали расправляться лучше. Она уже понимала, кем станет. — Эйтриэль был моим наставником. Я училась у него, что значит быть ангелом, который однажды может править, хотя тогда я этого не понимала.

Только позже она поняла, что Рафаэль видел её растущую силу и предпринял шаги, чтобы она получила правильное обучение.

Ноэль скользнул горячей и шершавой рукой по затылку Нимры.

— Ты влюбилась в учителя.

Воспоминания сокрушительной волной грозили захлестнуть Нимру, но не эхо её бывшего любовника пробудило в груди такую боль, какую не должна испытывать ни одна женщина, смертная или бессмертная.

— Да, но только позже, когда такие отношения стали допустимыми. Мне было четыреста девяносто лет. Какое-то время мы были счастливы. — Но у них всегда были отношения учителя и ученика. — Через три десятилетия моя сила стала расти, и я получила территорию Луизианы. Потребовалось ещё десять лет, чтобы моя сила стала полной, но когда это произошло, я уже давно обогнала Эйтриэля. И он… не обрадовался этому.

Продолжая ласкать её затылок, Ноэль фыркнул.

— Один из моих смертных друзей — психолог. Он сказал бы, что у этого Эйтриэля проблемы с неадекватностью… готов поспорить на свои клыки, что у него был крошечный член.

Её смех потряс его до глубины души. Но он слишком быстро угас.

— Его несчастье отравило наши отношения, — сказала она, тогда её разбивало бесконечное молчание, но позже она поняла, что виной всему стали раздражительные истерики мужчины, не знающего, как вести себя с женщиной, которая больше не смотрела на каждое его действие с благоговейным обожанием.

— Я не удивилась, когда он сказал, что нашёл другую любовницу. — Моложе. Слабее. — Он сказал, что я стала «существом», к которому он не мог больше прикасаться.

На лице Ноэля отразился мрак.

— Ублюдок.

— Да. — Она уже давно смирилась с этим.

— Тогда мы расстались, и думаю, что пережила его. Но, — у неё кровь застыла в жилах, — судьба решила посмеяться надо мной. Через три дня после его отъезда я обнаружила, что беременна. — Во взгляде Ноэля она увидела понимание ценности этого несравненного дара. Ангелы рожали редко, так редко. Каждого младенца бережно охраняли и защищали… даже те, кто в другом случае стал бы врагом. — Я бы не стала скрывать такую радость от Эйтриэля, но прежде чем рассказать ему, мне нужно было время самой смириться с беременностью. Но этого так и не случилось. Малыш, — прошептала она, положив руку себе на живот, — не был сильным. Первый месяц, когда я поняла, что ношу жизнь в своём чреве, Кейр часто был рядом. — Целитель был самым почитаемым среди ангелов. — Но его увезли в ту ночь, когда у меня началось кровотечение. Слабое… но я знала.

Ноэль пробормотал что-то тихое и грубое себе под нос, отвернулся и запустил руки ей в волосы, прежде чем, неожиданным рывком притянул её в свои объятия.

— Скажи мне, что ты была не одна. Скажи.

— Фен, — сказала она с тяжёлым сердцем при мысли о том, что её старый друг стал таким хрупким, что свет его жизни начал мерцать при малейшем дуновении ветра. — Со мной находился Фен. И обнимал меня в ужасной темноте той ночи, пока Кейр не смог вернуться. Если бы я могла обратить Фена, так и сделала бы в мгновение ока, но не могла. — В её голосе слышались слёзы. — Он мой самый близкий друг.

Ноэль застыл на месте.

— Он может свободно входить в эти комнаты?

— Конечно. — После той ночи, когда её ребёнок вышел с кровью, они с Феном больше не были главным и подопечным. — Мы разговариваем здесь, чтобы нас никто не перебивал.

Ноэль сжал её руки. Нахмурившись, Нимра попыталась заставить его собраться с мыслями, но до неё дошёл смысл его вопроса.

— Только не Фен. — Она вырвалась из его объятий. — Он не может причинить мне вред. Это словно убить Амарию.

— Я, — начал Ноэль, — понятия не имею, как работает этот сейф, не говоря уже о комбинации. Я даже не знаю, с чего начать. Но Фен… так много знает о тебе. Например, дату, когда ты потеряла ребёнка, или день, когда твой ребёнок должен был родиться.

Эти нежные слова стали кинжалом для её души. Потому что Ноэль прав. Пять десятилетий назад она изменила комбинацию на день рождения своего потерянного ребёнка, почему-то выбрала именно эту цифру. Дата первой пришла в голову, запечатлелась в сознании.

— Не верю. — Холод в голосе, пока она подавляла боль, которая угрожала сломить. — Я не дам криминалисту прийти сюда.

— Нимра.

Она прервала его дальнейшую речь.

— Я поговорю с Феном. Наедине.

Если это сделал её старый друг, она должна знать почему. А если нет — и Нимра не могла заставить себя поверить, что он способен на такое предательство — тогда у него не будет причин обижаться на подозрения.

— Ты же не думаешь, что он встанет и ударит меня ножом, пока я сижу напротив него?

Ноэль даже не пытался скрыть раздражение, но и не остановил Нимру, когда она направилась к двери. Экзетер и Асирани ждал её у подножия лестницы, чтобы поговорить, но она отрицательно мотнула головой, не решаясь заговорить. Всё будет неправильным в мире, пока она не раскроет правду, какой бы ужасной она ни была.

Фена не оказалось дома, но она знала, где он любил бывать, как и он знал её.

— Ах, — сказал он, когда она отыскала его на залитой солнцем каменной скамье на краю пруда с лилиями, его почти чёрные глаза были серьёзны. — Печаль снова садится тебе на плечи. Я думал, вампир сделал тебя счастливой.

Ноэль отступил, как только Фен появился в поле зрения, давая Нимре уединение, в котором она нуждалась. Убитая горем, она села рядом со своим другом, накрывая крыльями траву.

— Я кое-что тебе не говорила, Фен, — сказала она, глядя на стрекозу, летающую над лилиями. — Королева умерла не потому, что у неё отказало сердце, а потому, что выпила яд, предназначенный мне.

Даже ветер не тревожил их, и пруд был гладким стеклом под широкими зелёными листьями лилий. Фен долго не отвечал.

— Ты была так печальна, — сказал он, наконец. — Очень, очень печальна в глубине души, там, где почти никто этого не видит. Но я знал. Даже когда ты улыбалась и руководила, ты скорбела. Столько лет ты горевала. — Слёзы жгли глаза, когда он накрыл её руку своей морщинистой. — Я беспокоился, кто будет присматривать за тобой, когда меня не станет, — он шептал старческим голосом, а его пальцы дрожали так, что у Нимры сжалось сердце. — Я думал, что печаль может утопить тебя, сделав лёгкой добычей для падальщиков. — По её лицу скатилась одинокая слеза. — Я только хотел обеспечить тебе покой. — Он попытался сжать её руку, но силы не хватило, он уже не тот, кто вошёл в её двор, уже не человек с бесконечным запасом энергии. — У меня сердце разбилось, когда я увидел, как ты бродишь по садам, пока все спят, и как много боли заключено в тебе. С моей стороны самонадеянно такое заявлять, и это смешно, но… ты такая же дочь для меня, как и Марья.

Она повернулась, и сжала его руку.

— Ты считаешь меня такой хрупкой, Фен?

Он вздохнул.

— Боюсь, моя вторая дочь преподала мне неверные уроки. Она не сильна. Мы оба это знаем. После того, как меня не станет, некому будет её защитить.

— Нет. И я не могу вынести твоей печали. — Покачав головой, он повернулся к ней. — Я понял, что совершил ужасную ошибку уже на следующий день, когда ты снова предстала перед миром с силой и мужеством, но к тому времени Королева была мертва. — Сожаление давило тяжёлым грузом на каждое слово. — Мне очень жаль, миледи. Я приму любое наказание, которое ты сочтёшь нужным.

Нимра, чьё горло сдавило волнение, сжала его руку.

— Как я могу наказать тебя за то, что ты любишь меня, Фен? — Мысль о том, чтобы причинить ему боль, была для неё проклятием. Он не убийца, просто стар и боялся оставлять своих дочерей. — Я не дам Амарии утонуть, — пообещала она. — Пока я дышу, буду присматривать за ней.